Космическая трилогия [сборник] - Клайв Льюис

— Вам не дурно, Джейн? — спросила Грейс Айронвуд.

— Нет, ничего, — сказала Джейн. — Только трудно рассказывать. Так вот, внезапно, как будто машину пустили, изо рта пошел воздух с каким-то сухим, шершавым звуком. Потом я уловила ритм — пуф, пуф, пуф — словно голова дышала. И тут случилось самое страшное — изо рта закапала слюна. Я понимаю, это глупо, но мне стало его жалко, что у него нет рук и он не может вытереть губы. Он их облизал. Как будто машина налаживалась… Борода совсем мертвая, а губы над ней шевелятся. Потом в комнату вошли трое, в белых халатах, в масках, они двигались осторожно, как кошки по стене. Один был огромный, толстый, другой — худощавый. А третий… — Джейн остановилась на секунду. — Это был Марк… мой муж.

— Вы уверены? — спросил хозяин.

— Да, сказала Джейн. — Это был Марк, я знаю его походку. И ботинки. И голос. Это Марк.

— Простите меня, — сказал хозяин.

— Потом все трое встали перед головой, — продолжала Джейн, — они поклонились ей. Я не знаю, смотрела она на них или нет, — темные очки. Сперва она вот так дышала. Потом заговорила.

— По-английски? — спросила Грейс Айронвуд.

— Нет, по-французски.

— Что она сказала?

— Я не очень хорошо знаю французский. И говорила она странно. Рывками… как будто задыхалась. Без всякого выражения. И, конечно, лицо у нее не двигалось…

— Хоть что-то вы поняли? — спросил хозяин.

— Очень мало. Толстый, кажется, представил ей Марка. Она ему что-то сказала. Марк попытался ответить, его я поняла, он тоже плохо знает французский.

— Что он сказал?

— Что-то вроде: «Через несколько дней, если смогу».

— И все?

— Да, почти все. Понимаете, Марк не мог это выдержать. Я знала, что он не сможет… я даже хотела ему сказать. Я видела, что он сейчас упадет. Кажется, я пыталась крикнуть: «Да он падает!» Но я не могла, конечно. Ему стало плохо. Они его уволокли.

— И все? — спросила наконец Грейс Айронвуд.

— Да, — сказала Джейн. — Больше я не помню. Я, наверно, проснулась.

Хозяин глубоко вздохнул.

— Что ж, — сказал он Грейс Айронвуд. — Становится яснее и яснее. Надо сейчас же обсудить это. Все дома?

— Нет, доктор Димбл поехал в город, у него занятия. Он вернется только вечером.

— Значит, вечером и соберемся, — он помолчал и обратился к Джейн. — Боюсь, это печально для вас, дитя мое, — сказал он, — а для него еще печальней.

— Для Марка, сэр?

Хозяин кивнул.

— Не сердитесь на него, — сказал он. — Ему очень плохо. Если нас победят, плохо будет и нам. Если мы победим, мы спасем его, он еще не мог далеко зайти. — Хозяин снова помолчал, потом улыбнулся. — Мы привыкли беспокоиться о мужьях. У Айви, например, муж в тюрьме.

— В тюрьме?

— Да, за кражу. Он хороший человек. С ним будет все хорошо.

Как ни страшно и гнусно казалось Джейн то, что окружало Марка, этому все же нельзя было отказать в величии. Когда же хозяин сравнил его участь с участью простого вора, Джейн покраснела от обиды и не сказала ничего.

— И еще, — продолжал хозяин дома. — Надеюсь, вы поймете, почему я не приглашаю вас на наше совещание.

— Конечно, сэр, — сказала Джейн, ничего не понимая.

— Видите ли, — сказал хозяин, — Макфи считает, что если вы узнаете нашу догадку, она проникнет в ваши сны и лишит их объективной ценности. Его переспорить трудно. Он скептик, а это очень важная должность.

— Я понимаю, — сказала Джейн.

— Конечно, речь идет только о догадках, — сказал хозяин. — Вы не должны слышать, как мы будем гадать. О том же, что мы знаем достоверно, знать можете и вы… Макфи сам захочет вам об этом поведать. Он испугается, как бы мы с Грейс не погрешили против объективности.

— Я понимаю… — снова сказала Джейн.

— Я бы очень хотел, чтобы он вам понравился. Мы с ним старые друзья. Если нас разобьют, он будет поистине прекрасен. Что он будет делать, если мы победим, я и представить себе не могу.

2

Наутро, проснувшись, Марк почувствовал, что у него болит голова, особенно затылок, и вспомнил, что упал… и только тогда вспомнил все. Конечно, он решил, что это страшный сон. Сейчас это все исчезнет. Какая чушь! Только в бреду он видел когда-то, как передняя часть лошади бежит по лугу, и это показалось ему смешным, хотя и очень страшным. Вот и здесь такая же чушь.

Но он знал, что это правда. Более того, ему было стыдно, что он перед ней сплоховал. Он хотел «быть сильным», но добрые качества, с которыми он так боролся, еще держались, хотя бы как телесная слабость. Против вивисекции он не возражал, но никогда ею не занимался. Он предлагал «постепенно элиминировать некоторые группы лиц», но сам ни разу не отправил старого лавочника в работный дом и не видел, как умирает на холодном чердаке старая гувернантка. Он не знал, что чувствуешь, когда ты уже десять дней не пил горячего чаю.

В общем, надо встать, думал он. Надо что-то сделать с Джейн. Видимо, придется взять ее сюда. Он не помнил, когда и как сознание решило это за него. Надо ее привезти, чтобы спасти свою жизнь. Перед этим казались ничтожными и тяга в избранный круг, и потребность в работе. Речь шла о жизни и смерти. Если они рассердятся, они его убьют и, может быть, оживят… О Господи, хоть бы они умертвили эту страшную голову! Все страхи в Бэлбери — он знал теперь, что каждый здесь трясся от страха, — только проекция этого, самого жуткого ужаса. Джейн привезти надо, делать нечего.

Мы должны помнить, что в его сознании не закрепилась прочно ни одна благородная мысль. Образование он получил не классическое и не техническое, а просто современное. Его миновали и строгость абстракций, и высота гуманистических традиций; а выправить это сам он не мог, ибо не знал ни крестьянской смекалки, ни аристократической чести. Разбирался он только в том, что не требовало знания, и первая же угроза его телесной жизни победила его. И потом, голова так болела, ему было так плохо. Хорошо, что в шкафу есть бутылка. Он выпил, и тогда смог побриться и одеться.

К завтраку он опоздал, но это было не важно, есть он не мог. Выпив несколько чашек черного кофе, он пошел писать письмо Джейн и долго сидел, рисуя что-то на промокашке. На что им Джейн, в конце концов? Почему именно Джейн? Неужели они поведут ее к Голове? Впервые за всю жизнь в душе его забрезжило бескорыстное чувство: он пожалел, что встретил ее, женился на ней, втянул ее в эту мерзость.

— Привет, — раздался голос над ним. — Письма пишем, а?

— Черт! — сказал Марк. — Я прямо ручку выронил.

— Подбери, — сказала мисс Хардкасл, присаживаясь на стол. Марк подобрал ручку, не поднимая глаз. С тех пор, как его били в школе, он не знал сочетания такой ненависти с таким страхом.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});